Шакин Геннадий
Геннадий Константинович, Вы уж не серчайте, что я без спросу (впрочем, как обычно) выкладываю отсканированные фотографии из тех, что у меня сохранились. Честно говоря, я собирался это сделать еще лет пять назад и был уверен, что кто-нибудь это уже сделал за это время. Оказалось, нет. Так что позвольте мне сделать эту маленькую галерею.
Из книги известнейшего российского исследователя джаза Юрия Верменича "Мои друзья - джазфэны":
В самОм джаз-клубе Воронежа в те годы собралась весьма разношёрстная публика - во всех отношениях. Кроме музыкантов там были и студенты и школьники, инженеры и рабочие, лаборанты и механики, несколько электриков, вагоновожатый и один сантехник. Объединял их всех интерес к джазу (между прочим, проводился ли когда-нибудь социологический анализ наших джазфэнов?), но среди них встречались и очень нужные для клуба профессии, т.е. фотографы и художники.Из числа первых, кто впоследствии на многие годы выпал в твёрдый джазовый осадок, был Геннадий Шакин. Я с трудом теперь могу припомнить такой джаз-фестиваль, куда я потом ездил бы без него, да и жили обычно в одном номере. А тогда, в 1966 г., он пришёл в наш джаз-клуб ещё студентом Политеха, не подозревавшим, что фотография надолго станет его главным занятием.
Гена и раньше занимался фотолюбительством, а получив диплом инженера, недолго проработал в этом качестве. У него появилась своя фотолаборатория в одном проектном институте - не режимном, что было важно для его обширных контактов и поездок. Уже в 1970 г. его можно было видеть у джазовых сцен того же Куйбышева и Горького, не говоря о всех воронежских концертах и фестивалях, а в 1971 г. он снимал в Ростове н/Д самого Эллингтона! Несмотря на эпоху застоя, то было время довольно частых приездов, не только в Москву, американских джазовых гастролёров (билеты на их выступления стоили копейки) - в общем, было кого снимать. Фотографии Шакина печатались в чешской "Мелодии", польском "Джаз форуме", книге Ал. Баташёва, советских газетах и журналах, а с середины 70-х его начали приглашать на фестивали в разные концы нашей страны уже с выставкой собственных фоторабот, которая постоянно менялась и обновлялась.
Он снимал джаз на рижском взморье и красноярских "Столбах", донецком джеме на фабрике-кухне и в вагоне витебского поезда на Москву, на склонах Хибинских гор в Апатитах и в прокуренном джазменами Доме учёных в Пущине-на-Оке, на ленинградских пароходах и в ярославских гостиницах. Обвешанный кофрами с аппаратурой, сухощавый, подвижный и деловой, он всегда был там, где звучал джаз и где были джазмены. При этом я бы не назвал его фанатичным джазфэном - помимо записей своих любимцев (Брубек, Питерсон, Гарнер, Свингл сингерс и "третье течение" вообще), он имел дома лишь малый джентльменский набор джазовых пластинок, состоящий главным образом, из наших лицензионных джазовых дисков (не считая классики).
Надо сказать, что Гена всегда был также и там, где звучала авторская песня. Будучи в душе в какой-то степени диссидентом (как и многие интеллигенты в то время), он установил тесные связи с московскими бардами из КСП и, кроме посещения концертов, помогал им своим фотоискусством, а иногда и просто черновой работой, микрофильмируя стенгазету "Менестрель". В этом нет ничего удивительного, и я знаю ряд джазфэнов, которые имеют столь же разносторонние интересы. Во всяком случае, значительную часть фотоархива Шакина составляли негативы Галича, Окуджавы, Высоцкого, Кима, Визбора и десятков других по нисходящей. Его высшим достижением в этом плане, как мне кажется, был великолепный часовой слайд-фильм о Владимире Семёновиче, сделанный после смерти поэта в 1980 г., с которым Гена потом объехал множество городов по приглашению клубов авторской песни, т.к. фэном Высоцкого была вся страна.
Я не хотел бы представлять каждого джазфэна в виде ходячей схемы, лишь с его джазового бока, ибо у каждого могут быть и другие сопутствующие увлечения (живопись, литература, аквариум или модели самолётиков). И всё-таки, с моей точки зрения, в течение двух с лишним десятилетий Шакин был в основном одним из наших ведущих джазовых фотографов. Обретя фирменный "Кэнон" со встроенным компьютером в начале 80-х, он сам заметил, как его фотомастерство вдруг заметно выросло. Однако, конец горбачёвской перестройки у него совпал с великим жизненным катаклизмом, когда в мае 1991 года ночью сгорела на работе его лаборатория со всем фотоархивом. В одно мгновение испарилась в ничто существенная часть летописи советского джаза за четверть века с уникальными кадрами, ибо огонь не разбирает, где там Дюк, а где Галич. Не надо было быть профессиональным фотографом-погорельцем, чтобы осознать, что каждая фотография есть остановленное время, которое нельзя ни вернуть, ни пустить вспять. Вскоре закрыли и саму лабораторию Гены, и так кончилась целая эпоха в его жизни фотографа, которую уже невозможно начать с нуля.