К портрету П.Я.Чаадаева

Он вышней волею небес
рожден в оковах службы царской.
Он в Риме был бы Брут,
в Афинах - Периклес,
а здесь он - офицер гусарский.
А.С. Пушкин

За старою стеной, где так печаль легка,
под каменной плитой в ограде монастырской,
спит странный офицер гусарского полка,
философ и поэт, и ротмистр ахтырский.

Текла река времён и вырубался лес,
чтоб парусами стать или макулатурой.
Он в Риме был бы Брут, в Афинах - Периклес,
но в наш двадцатый век он вычеркнут цензурой.

Бумага терпит всё - насмешку и мечту,
остроты дурака или сонет Шекспира,
доносы подлецов, хвалу и клевету,
бумажных голубей или отказ ОВИРа.

Поэтов можно бить приказною строкой,
сослать или изгнать - всё могут злые души,
но разве можно жить, на всё махнув рукой,
и Родину любить, закрыв глаза и уши?

Ах, Ваше благородие, ты позабыт страной.
Ты так её любил, что и царям не снится.
В Донском монастыре над каменной плитой
осенний лист кружит и иней серебрится.